«Поймите же, барон Мюнхгаузен славен не тем, что летал или не летал, а тем, что не врёт». Ярко, афористично, как и практически всё у Горина, но что это значит? И почему пьеса, которая впоследствии была переработана в известный киносценарий, называлась «Самый правдивый»? Почему он самый правдивый, если постоянно потчует всех своими фантастическими россказнями? В каком смысле не врёт, если живёт в своём вымышленном мире, где есть 32-е мая, вишнёвое дерево на голове у оленя и половина коня, пьющая воду?
Да, барон – фантазёр и выдумщик, и не всем его рассказам можно придать метафорическое значение, как, скажем, сюжету с вытягиванием себя за волосы из болота. Но он не врёт в самом важном смысле – в нравственном. Он не изменяет себе, своему понятию чести и достоинства. Не изменяет даже тогда, когда отрекается от своих фантазий ради того, чтобы получить разрешение на брак с любимой женщиной. Потому что делает это не ради себя. На фоне лицемерных обывателей, превозносящих тех, кого вчера осмеивали, и признающих правду, лишь когда о ней имеется решение высокого начальства, разумеется, Мюнхгаузен – самый правдивый. Ну да, старое романтическое противостояние героя и толпы, только герой трагикомический, больше похожий на Дон Кихота, чем на Дон Жуана.
При этом «Мюнхгаузен» Горина и Захарова не про отношения с властью, это не «Убить дракона». В пьесе не было даже герцога, который хоть как-то эту власть представлял. Да и тот горячо предан швейному делу, а никак не политике. Мюнхгаузен не оппозиционер, не вольнодумец, он не вписывается в общество лишь потому, что не такой, «как все». Обществу гораздо легче понять и простить преступника, который «оступился», чем таких невинных «выдумщиков», выламывающихся из общепринятых схем.
В этой точке Мюнхгаузен, кажется, стыкуется с современными проблемами, завязанными на борьбе со стереотипами, будь то феминизм, гендерные вопросы или что угодно ещё. Только это такой чистый пример борьбы в одиночку, без всяких движений и организаций. Да и слово «борьба» здесь неточно, поскольку «борец» со стереотипами не обращает никого в свою веру, а хочет лишь свою собственную жизнь сыграть по своим правилам.
Вот тут-то вопрос о правде оказывается к месту. Ведь проблема заключается в том, что никаких внешних признаков, позволяющих отличить барона от сумасшедшего или намеренно создающего вокруг своего имени, как сейчас бы сказали, хайп, – таких признаков попросту нет. Единственное основание права Мюнхгаузена «играть по своим правилам» (и это право единодушно признаётся зрителями) состоит в его внутренней правде. Ею может обладать один человек, но как только заходит речь о коллективах и общественных движениях, выясняется, что у них отсутствует орган, место для этой самой внутренней правды. Кстати, во второй части пьесы и фильма мы как раз и наблюдаем, что происходит, когда «идеи» Мюнхгаузена начинают нести в массы в отсутствие самого барона с его правдой.
Подписаться на мой канал в Телеграме
Андрей Баумейстер (р. 1970)
